Хрустальное сердце - Страница 58

— А вдруг они и телефон прослушивают?

— Не прослушивают, — убежденно сказал дядя Федя. — Это же обычные бандюки, а не цээрушники. За квартирой твоей они, скорее всего, присматривают, а вот телефон вряд ли прослушивают. Ты мне вот что скажи, Максим, — девочка твоя ничего не путает? Она видела именно Мележа?

— Лизавета уверена на все двести процентов. Она увидела фото Мележа в Интернете и сразу же его узнала.

— Ну Мележ, ну гнида! — с непонятной нежностью в голосе сказал дядя Федя, но тут же перешел на серьезный тон: — Я тебе помогу, Максим, вызволю твоих девчонок. Только уж и ты мне помоги, — в трубке опять послышался кашель, — мне нужен Мележ и весь компромат, которой только можно на него собрать. Это взрослые игры, парень, тебе незачем знать подробности.

Макс нахмурился — он никак не мог взять в толк, каким образом может помочь генералу ФСБ Федору Михайловичу Швецу.

— Я пока не совсем… — начал он.

— А я тебе объясню, — перебил его дядя Федя. — Твоя Лизавета — свидетель, очень ценный свидетель! Ее показания нам понадобятся.

— Я не знаю, захочет ли она…

— Захочет, — в голосе дяди Феди послышались стальные нотки. — Если ты ее убедишь.

Макс как-то сразу понял, что это не просьба, а приказ. По позвоночнику пробежал неприятный холодок. Вот он, оказывается, какой, добряк и весельчак дядя Федя! Добряки и весельчаки не дослуживаются до генералов ФСБ, как же он сразу об этом не подумал…

— Хорошо, — сказал он. — Вы нам поможете?

— Помогу, но, племянник, буду с тобой честен. Операция нам предстоит рискованная, мало времени на подготовку, никаких гарантий. Понимаешь?

— Нет, — честно признался Макс.

— Вы с Лизаветой будете наживкой, — тихо, но твердо сказал дядя Федя.

Холодок трансформировался в ледяной панцирь, сковал тело ужасом.

— Насколько это опасно? — спросил Макс севшим голосом.

— У меня работают настоящие спецы, — дядя Федя ушел от прямого ответа. — Если ты согласишься, то завтра в реабилитационном центре с тобой свяжется наш человек, закрепит на тебе передатчик. За твоей машиной, скорее всего, будут следить, поэтому моим ребятам нельзя светиться. Тебя будут вести на расстоянии, чтобы не привлекать внимания.

— На каком расстоянии? — Во рту пересохло, язык стал жестким, как наждачная бумага, невыносимо захотелось пить.

— Достаточном, чтобы никто не заподозрил слежки. В пересчете на время это получится минимум десять, максимум пятнадцать минут. Именно столько вы будете без прикрытия. Тебе придется потянуть время до того момента, когда подтянется спецназ.

— А как я узнаю, что спецназ уже подтянулся?

— Узнаешь, — пообещал дядя Федя, — начало штурма невозможно не заметить.

— А если нас убьют за эти десять-пятнадцать минут? — Макс не мог больше терпеть, открыл холодную воду, сделал жадный глоток прямо из-под крана.

— Постарайся, чтобы не убили. Тяни время, торгуйся. К сожалению, мы не сможем передать вам оружие, вас все равно обыщут.

«Конечно, нас обыщут, — подумал Макс отстраненно, — сначала обыщут, а потом прикончат. А под занавес нагрянет спецназ и расстреляет всех «плохишей». Только нам от этого уже будет ни тепло ни холодно».

— Максим, поверь моему опыту, заложников никогда не убивают сразу. Тем более что, судя по твоему рассказу, человек, который тебе звонил, любит кураж. Вот и пусть покуражится, а ты постарайся ему подыграть. И вот еще что: Лизавете ничего не говори! Не знаю, какой из нее конспиратор. Если плохой, то она может все испортить. Пусть лучше думает, что ты подонок. Чем сильнее будет ее испуг и разочарование, тем больше у вас появится шансов.

Макс молча кивнул, словно собеседник мог его видеть.

— Когда утром с тобой свяжутся, потребуй, чтобы они дали тебе поговорить с Анютой, убедись, что с ней все хорошо. Родителям ничего не рассказывал?

— Сказал, что Анюта у меня свой мобильник забыла и теперь недоступна, что я его верну только завтра, ближе к вечеру.

— Вот и молодец, — одобрил дядя Федя. — У матери сердце слабое, нечего ее расстраивать. А к вечеру, даст бог, все уже образуется. Ну все, Максим, ложись спать. Завтра нам предстоит тяжелый день… — В трубке послышались гудки отбоя.

Несколько минут Макс в растерянности стоял посреди кухни, потом взял с мойки ярко-розовую губку, принялся мыть плиту. В голове было пусто, ни одной здравой мысли…

Макс провалился в сон почти сразу, как только голова коснулась подушки. Думал, не уснет ни за что, но вот уснул.

Наверное, ему что-то снилось, что-то не слишком приятное, потому что проснулся он от собственного крика. Простыня и наволочка были мокрыми от пота, одеяло валялось на полу. Вот он и начался, очень тяжелый день. С мокрых простыней, страха и гулкой пустоты в том месте, где должно находиться сердце.

Макс подумал, что в данной ситуации страх не самый лучший помощник, и решил разозлиться. Не сразу, но у него получилось. Проще всего было злиться на Лизавету: за ее невезучесть, за тихую покорность судьбе, за затравленно-виноватый взгляд и уродливый рубец на шее. Почему-то именно рубец раздражал его особенно сильно…

Лиза чувствовала злость Макса, старалась не попадаться на глаза, пряталась в своей комнате. А он сидел на диване перед работающим телевизором, прислушивался к пустоте в своем сердце, ждал звонка от похитителей. Ему так и не позвонили, и к злости прибавилась паника. Анюта провела целую ночь в компании этих ублюдков и недочеловеков! Как она? И… есть ли вообще она?! Последнюю мысль Легостаев гнал поганой метлой, но она все равно возвращалась…